В 20-ю годовщину окончания войны в Таджикистане лидер ПИВТ говорит роли президента в мирном договоре, назвав его «маленьким фараоном»
Мухиддин Кабири, лидер изгнанной из Таджикистана Партии исламского возрождения Таджикистана 20-ю годовщину подписания Общего соглашения об установлении мира и национального согласия в Таджикистане отмечает в Европе, где он получил политическое убежище.
В интервью Ц-1 Кабири рассказал о закулисье подписания договора, благодаря которому закончилась кровопролитная гражданская война в стране, продолжавшаяся с 1992-го по 1997 годы, и унесшая жизни порядка 150 тысяч человек, а более 1,2 миллиона человек превратившая в беженцев.
Наш собеседник уверен: именно нарушение договора в итоге привело к разгрому сначала светской, а потом и исламской оппозиции и позволило президенту Эмомали Рахмону стать диктатором.
Мировое сообщество, по его словам, редко осуждает действия «основателя мира»: главное, чтобы в стране, которая выступает буферной и транзитной зоной с Афганистаном, не стреляли.
— Что для вас означает 27 июня 1997 года, день подписания мирного договора?
— Этот договор принес мир таджикскому народу и много значит для меня лично, хотя позже он был неоднократно нарушен властью.
В год подписания договора начала работать и национальная комиссия по примирению, в составе которой был и я. Комиссия заседала в гостинице «Вахш» (Душанбе).
Однажды на перекрестке около гостиницы столкнулись две машины. Радостный гаишник сказал: «Слава Богу, жизнь возвращается в город – первая авария в городе за последние два года».
Это означало, что в Душанбе вернулись люди, которые не боялись выезжать на машинах – с возвращением в город оппозиции и началом работы комиссии.
— Насколько упрочил свои позиции Рахмон за эти 20 лет?
— Очень сильно: ему на руку сыграла и обстановка в мире, и положение в регионе. Сейчас все внимание международного сообщества направлено на Ближний Восток и Украину, наступил золотой век всех диктаторов.
Когда государство было слабым, армия – разобщенной, Рахмон шел на уступки и переговоры. Но как только он стал сильнее и начал получать помощь от России, Китая, США и ЕС, оказалось, что в Рахмоне скрывался маленький фараон, который идет по пути Каддафи.
Бывший министр российского МИД недавно вспоминал в одном из интервью, что Рахмон долго не хотел идти на переговоры. Его заставили, пригрозив лишить помощи и военной поддержки. Россия не хотела терять своих солдат в далеком Таджикистане.
Сейчас получается, что вроде он не имеет отношения к войне – воевали тот же Сафаров и Саидов, а он позже появился и установил мир. Но еще живы участники конфликта, и история все расставит по местам. Уверен: он останется в истории не как основатель мира, а как его нарушитель.
— Почему Рахмон в последние годы выводит членов своей семьи на первые роли в стране?
— Похоже, президент берет на вооружение модель стран Персидского залива, где власть передается по наследству.
Политическое поле зачищено от конкуренции. Похоже, его стыдятся даже сторонники – может, они не хотели исламского Таджикистана, но точно не предполагали, что страной будут управлять как семейной лавкой.
«Семейные» назначения показывают, что он доверяет только своим. У него мало шансов избежать народного суда.
— Есть ли будущее у ПИВТ в РТ, и вообще у исламской партии в свете ситуации в мире и имиджа ислама?
— Мы показали себя мирной политсилой – всегда уступали и не поддавались на провокации. За эту уступчивую позицию нас даже критиковали западные дипломаты. И когда Рахмон стал обвинять нашу партию в радикализме и причастности к терроризму, это вызвало шок.
Я вижу будущее нашей партии в оппозиции. За прошедший год мы реформировали партию, перенесли ее деятельность за рубеж – действуют два представительства в Европе и три в странах ЦА. Мы продолжаем работу в новых условиях. В наших планах – вернуть народу Таджикистана надежду на лучшее будущее.
Действительно, работать на продвижение партии, в названии которой имеется слово «исламский» – сложно. На Западе приходится доказывать, что не верблюд и не имеешь отношения к терактам.
Но название – часть нашей истории, и около сотни человек сидит в тюрьме за него. Мы не можем его менять, пока не получим согласие всех наших заключенных.
С другой стороны, властям Таджикистана выгодно, чтобы мы оставались в рамках исламской партии – в 2015-м нам не давали провести съезд, на котором мы хотели изменить название. Я уверен, что эра религиозных партий прошла, но мы обсудим этот вопросу после возвращения в Таджикистан.
— А над чем сейчас работаете? Видите ли себя частью политики РТ или вам уготована роль изгнанника?
— Мы готовим создание расширенной коалиции. Она будет без идеологической подоплеки и под девизом «Свободный Таджикистан». Это сложный и долгий процесс – я не сторонник быстрых коалиций с сомнительным результатом.
Сейчас живу в Европе, где получил политубежище. Занимаюсь реформой партии, чтобы подготовить ее к долгой и упорной борьбе.
Мы работаем над тем, чтобы вернуться в Таджикистан, но без сотрудничества с международным сообществом не получится достичь результата – часто мы выступаем единственным альтернативным источником информации о стране. Я всегда занимался бизнесом и не исключаю, что и в Европе начну свое дело.
— Есть ли у вас связи с властями Таджикистана, почему раньше ему удавалось лавировать, а потом это прекратилось? Рахмону не надо ни с кем «заигрывать»?
— Власть в Таджикистане – неоднородна, чиновниками работают тысячи честных и патриотичных людей. Мы стараемся поддерживать с ними отношения.
Что касается обвинений и критики, то я старался критиковать при личных встречах, а не публично, чтобы не провоцировать их на новые ошибки и аресты. Моя тактика могла предотвратить много рисков.+
Но сейчас власть в Таджикистане – преступна, они заключили в тюрьму много людей, и никто не может меня обвинять в том, что я слабо критикую власть.
Бознашр аз Центр-1
